854 год… Шведский король Олаф послал викингов через Балтийское море покорить крепость Апуоле. Балтское племя куршей, в старину их называли балтийскими викингами, отстояло тогда свою свободу…

Люди в старинных одеждах, копья, боевые топоры, собака, заснувшая у костра… Маленькая девочка играет на дудочке, со свистом проносится выпущенная лучником стрела, тяжелый меч врезается в щит… Нет, это не кадры исторического фильма. Чтобы стать свидетелем событий тысячелетней давности, надо просто приехать на фестиваль в древний литовский город Апуоле, что на севере страны.

Фестиваль этот проводят с целью не только воссоздать то историческое сражение и реконструировать древний быт, но и дать людям возможность прожить несколько дней так, как жили их далекие предки, забыв о цивилизации, отказавшись от ее благ, воздав должное традиционным ремеслам и ратным умениям.

Гедрюс Вильпишаускас – известный в Литве кулинар и знаток старинной кухни – для пущей аутентичности готовил с помощниками еду на костре. А потом написал для нас удивительный рассказ об этом фестивале и его участниках, приехавших в Апуоле со всей Литвы, а также из Беларуси, Латвии, Польши и даже России.

Знаете ли вы, что такое экстремальная кухня? Что говорите? Подготовка к семейному празднику? Ерунда. Нет, и не кухня ресторана в час пик. Экстремальная кухня – это бульканье и шипение пятидесятилитровых котлов. Черпаки с метровыми ручками. Это брошенная на деревянный стол туша овцы, которая еще недавно бегала неподалеку. Руки, испачканные в крови до локтей, и рубящий овечьи ребра нож с рукояткой из рога. Целый день без остановки льющий дождь, мокрая до нитки рубаха на плечах и размокшая глина под сапогами. Это обжигающий лицо жар костра и дым, который отнимает дыхание, режет глаза так, что слезы уже не помогают. Но и этого мало. Давайте использовать лишь мокрые еловые дрова, которые, сгорев, почти не оставляют углей. Возьмем покрытые ржавчиной котлы и мутную воду – вы льете ее в ведро, а дна не видно.
В таких условиях приготовить вкусное блюдо трудно. Приготовить пир для двухсот человек – именно это и есть экстремальная кухня. Нам это удалось. Нам – это мне, моему другу Витису, двум девушкам, Гинтаре и Агне, и тете Ирене, маме одного из участников фестиваля.


Шел дождь из пива…

К кургану Апуоле мы подъехали в пятницу вечером, когда уже начало темнеть. На месте старого замка нас встречают дубы, к ним привязаны две блеющие овцы. Неподалеку щиплет травку конь, на котором приехал кузнец. Бородатые мужики – Викинтас, руководитель клуба «Коварнис», Тракас, член этого клуба, и Арас, руководитель клуба «Вилкатлакай», – положив тушу свиньи на стол, режут ее на куски грозными ножами. Тракасу, профессиональному мяснику, досталась самая грязная работа: резать овец, снимать шкуры, разделять туши на части.

Для разминки мы решили приготовить ужин. Тут нас ожидает первый сюрприз: дрова, которые мы подожгли два часа назад, горят еле-еле. Худо-бедно наскребаю углей, ставлю над ними решетку. Мы режем свежую свиную печень тонкими ломтями величиной с ладонь. Жарим в котле свежее сало и лук. Бросаю печень на решетку. Но жара нет, угли рассыпались в золу, печень не жарится, а сохнет.

«Что это за дрова? – думаю я, наверное, вслух, так как ко мне поворачивается несколько голов. – Обещали же черную ольху».

Быстро темнеет. Втыкаем неподалеку факел. Пробую снова подрумянить печень. На углях не жарится, а в пламени сразу обугливается. Начинаю импровизировать: беру похожую на гигантскую гусятницу десятилитровую чугунную бритвану, которую прихватил из дому, кладу в нее печень и кусочки сердца вместе с поджаренным луком и морковью. Добавляю чабреца.

Получилось отлично, бритвана пустеет на глазах. Откуда-то появилось несколько жбанов с домашним ячменным пивом. Где-то рядом трое мужчин запевают сильными голосами через квинты и кварты так, что дрожь пробирает. На минуточку сажусь к костру с викингами.

Alaus, alaus duos Dievas daugiau
Per visa naktele alum lijo
Alum lijo, apyniais snigo
Tekejo upeliai brangvynelio.

Пива, пива нам Бог подаст больше,
Прошлой ночью пиво с неба лилось,
Шел дождь из пива, хмель падал, как снег,
И текли ручейки дорогого вина.

Пою и я. С другой стороны лагеря доносится другая песня. Сквозь ветки дубов мелькают одинокие звезды. Взглянул на часы: полтретьего, а казалось, только что приехали. Пора спать. В моей палатке настелено сено, овечью шкуру одолжили викинги.


Пир накануне ристалища

Утром Урте, сибирский хаски с глазами разного цвета, врывается в палатку, тычется мокрым носом в лицо и бежит будить других. Уже восемь. Вычищаю солому и кузнечиков из бороды. Alummmm lijo, apyniais snigo...

На поляне пять костров. В трех должны делаться угли, но их нет, и о корейке, которую вчера с таким старанием вырезал Тракас, приходится забыть. Над двумя кострами стоят деревянные треножники, на них висят пустые пятиведерные котлы. Моя бритвана рядом выглядит Дюймовочкой. Один котел я прокалил с маслом, промазал стенки, ржавчина как будто исчезла. Второй еще «полбеды, полчерта», как говорим мы, балты. Бросаем в один котел …надцать кусков свинины пожирней, заливаем водой, варим. В другом котле жарим лук, нарезанный полукольцами, много лука, где-то 70 луковиц. Сверху наваливаю квашеной капусты, чтобы потушилась немного. Кладем все в бульон. Можжевеловые ягоды, чабрец, тмин. Аромат! Котел, наполненный до самого верха, кипит. Мокрые дрова дымят, но пока справляются. Пора солить. Забудьте щепотки. На пятидесятилитровый котел нужно шесть горстей соли, можно семь.

Завтрак в полдень. Котел пустеет за полчаса, может, даже быстрее. Глаза похмельных мужиков открываются шире.

Хлынул дождь. Ветер. Холодно. Овцы, которых нам уже пора класть в котел, еще бегают по травке. Иду к Тракасу. Он не очень весел после вчерашнего, но организует мужчин. Через полчаса воины возвращаются, неся на плечах обезглавленных овец. Сдирают шкуры. Мышцы еще дергаются, мясо не вылежавшееся. Одну тушу они бросают нам на стол. Режем, рубим. К нам на помощь приходит один из ремесленников, в другой жизни он Алексеюс Лухтанас, профессор археологии, – у него хороший нож, он рубит сухожилия и кости. Все кладем в котел тушиться: влезает вся овца, копченая грудинка, опять же много лука, морковь. Другая туша висит на дереве.

Крутимся, спешим, режем. Тетя Ирена непрестанно шутит, никому не давая спуску. Большое корыто с луком, еще больше утреннего. Морковь соломкой. Мясо большими кусками в другое корыто. В одном котле потихоньку булькает и тушится баранина. В другом – литовский бигос с капустой: много копченого мяса и свежей свинины, а также половина свиной головы. Агне наклонилась к маленькому котлу, всего-то десять литров, жарит лук для бигоса, и мне даже издалека видно, что лук жарится трудно, не хватает жара.

Льет дождь. Все промокли, все сердиты. Мокрые дрова дымят. Вокруг летает много нехороших, не балтских слов. Где-то вдали боевые топоры ударяются в щиты, слышатся зычные крики. Курши готовятся к битве.

Витис организует парней раскатывать глину. Трех уток натирают солью, начиняют душицей и яблоками, заворачивают в пласт глины. Под дождем глина размокает. Сомневаюсь, запекутся ли утки в костре без нормальных углей.

Земля под ногами превращается в кашу. Сгибаюсь над котлом, слепну от дыма, нечем дышать, огонь обжигает, ноги разъезжаются. Очень стараюсь не нырнуть в кипящие котлы. О какой-либо жарке на решетке можно забыть. Готовка в шамотовых кастрюлях тоже проблематична, нет углей. Единственное, что утешает, – наконец у нас над головами натянули полотно, которое хоть как-то спасает от дождя.

Котлы булькают. Мы режем копчености, вяленую рыбу, готовим посуду для пира. Наконец-то охотники приносят кабанчика. В два раза меньше обещанного сорокакилограммового. Тракас берет нож, сдирает шкуру. Кабанчика бросаем в корыто, и о нем все успешно забывают.

Дождь льет еще сильнее. Мы не выдерживаем и прячемся в палатке. Гинтаре вынимает рог, Витис – пол-литра красной настойки из целебных трав «Три девятки». Полусидим, полулежим. Смеемся. Из ртов идет пар, от мокрой одежды тоже, но нам уже не холодно. По палатке монотонно барабанит дождь. Я высовываю голову наружу, кричу стоящему невдалеке парню, чтобы присматривал за котлами. Наверное, я так на него рявкнул, что он соглашается. Через полчаса опять высовываю голову – все еще стоит.

Мы расслабляемся. Настойка не пропала даром, внутри разливается долгожданная теплота. Кто-то снаружи запевает грустную старинную песню, начинает соло, потом включаются еще три голоса. Мурашки по коже. Красиво.

Заканчиваем подготовку к пиру – режем копчености и колбасы, выкладываем рыбу, вареную свеклу. Чеснок я уже даже не жарю, негде, некогда. Капуста отлично стушилась, боровики из моего личного запаса добавляют головокружительный аромат. Еще раз проверяю на соль. Котлы уже можно нести.

Немного покачиваясь, подходит Викинтас и разжигает большой костер из обрезков досок, собранных по всей территории. Доски горят гораздо жарче, куда лучше, чем ель, и теперь – наконец! – у нас есть угли – нормальные, жаркие. Закапываем в них уток. Они там сжарились просто идеально. Сочные, мягкие, нисколько не подгоревшие. Усвистываем одну утку себе. Мясо сладкое, яблоки, душица. Кайф! ...alaus, alaus...

Пир в разгаре, иду послушать-посмотреть: возгласы поляков: przepyszne, громкое чавканье наших воинов, кувшины пустеют и опять наполняются. Викинтас по-богатырски целует меня в обе щеки. В меня вливают деревянный ковш аукштайтского домашнего пива. Мне хорошо. Мне очень хорошо. У меня подгибаются ноги, и я присаживаюсь к костру. Кажется, к викингам. Или к куршам. Уже без разницы. Мы это сделали!


Запах старины

Просыпаюсь в палатке. В бороде опять полно соломы. Руки пахнут кровью, бараниной и дымом.

Подхожу к столам. Котел с бигосом вылизан, в котле с бараниной осталось на дне. Ставим его разогреваться. Вторая овца все еще висит на дереве. Готовить в воскресенье не договаривались, но совесть не позволяет просто так смотреть на освежеванную тушку кабанчика, которая к вечеру точно испортится. Ее можно просто насадить на вертел и жарить, всего и надо – немного соли. Но кто будет вертел вертеть? Точно не я. Воины покачиваются как березки, и хоть они и утверждают, что найдут добровольцев, похоже, это только слова.

Делаем старинную балтскую и викингскую еду, то есть все, что есть – в котел и варить. Кабанчик, овца, несколько шматов свинины, жалкие остатки жареного лука (ну разве это много – 20 луковиц?), кружочки моркови, можжевеловые ягоды. Хотели балтской кухни – пожалуйста! Аутентичность так и прет! Сил уже не остается ни на что, все тело ломит. Одно хорошо – дождь на голову уже не льет.

Успеваю увидеть несколько битв. Топоры рубят по щитам так, что щепки летят. Были бы они острыми, летели бы головы. Демонстрация первобытной силы завораживает.

Латыши из группы «Auli» расставляют барабаны и берут волынки. Ритм. Звук басового бубна проникает прямо в грудь и заводит. Кто-то танцует, словно в трансе, кто-то крутится, взявшись за локти. Покупаю их компакт, хотя что-то подсказывает: без запаха дыма, шума дождя и биения бубна в груди дома это будет слушаться-восприниматься совсем по-другому.

Наше балтское блюдо источает обалденный аромат. Угощаю нескольких зрителей, слетевшихся на запах. Я сегодня добрый. Агне прощается. Спасибо тебе! Витис лежит в палатке и не реагирует на внешние раздражители. Кое-как упаковываем вещи, кладем в машину (какое странное чувство – после этих выходных опять сесть за руль!).

Викинтас дарит мне три пятилитровые кастрюли из шамота. Такие же, как находят археологи, только сделанные теперь. Красивейшая штука! Не могу насмотреться. Сегодня пил только воду, но усталость берет свое. Уже семь вечера. Завтра утром на работу.

Я пою песни и болтаю всякую чушь. ...esam dzukai, giriu karaliai... Доезжаем до Венты, потом Шяуляй, доставляем домой Гинтаре. У меня в глазах то ли песок, то ли дым. Темнеет. Паневежис, Вильнюс. Возвращаемся домой в полпервого ночи.

Жена пинком отправляет меня в ванную. Воняет, говорит, от тебя, балт ты мой ненаглядный. А это не вонь, это запах старины, девятый-десятый век. Моюсь. Запах пота исчезает, но зато запах дыма, который въелся глубоко в кожу, еще больше усиливается. Глаза закрываются сами собой. Еще стопку водки. И спать. Спать. Спа...