Скульптор, член Союза художников России. Его выставки проходили в родном Челябинске, Москве и Санкт-Петербурге, Хельсинки, Париже, Вене, Лондоне, Нью-Йорке. Он автор призов, которыми награждают лауреатов балетного конкурса «Майя», конкурса молодых вокалистов под эгидой Елены Образцовой, кинофестивалей «Золотой орел», «Созвездие Водолея», фестиваля искусств «Южные ночи». Одна из его скульптур признана символом ЮНЕСКО.

- Вы, судя по вашим работам, оптимист.
– Мне запомнилась фраза: «пока ты был недоволен жизнью, она прошла». Я по гороскопу Лев, мне звезды велят радоваться жизни. Всегда хотелось сделать что-то серьезное, красивое, чтобы, даже когда меня не будет, люди смотрели и радовались.
Сейчас мне предложили украсить Сочи для будущих Олимпийских игр. Но даже если Олимпиада не будет проходить в Сочи, то, как сказал наш президент, город надо сделать красивым, ведь это главный курорт России. Будут в городе новые скульптуры, парковые и монументальные, смешные жанровые, изображающие забавных животных. Жаль, времени остается немного. У нас знаете как: сначала бумаги оформляют, тянут, тянут, потом все бумажки подписали и сразу спрашивают: «А где работы-то, показывайте». Но я же не старик Хоттабыч: волосок порвал, трах-тибидох – и все готово. Это же сложный процесс, все надо выдумать, слепить из пластилина, отлить, установить. Но, в общем, я привык – сначала создаешь проблемы, потом их решаешь.

– Это у вас в работе стиль такой или в жизни тоже?
– А моя работа и есть моя жизнь. Я с шести лет леплю. Помню, мама все говорила: «Ты уже взрослый, а все в пластилинчик играешь. Так дурнем и останешься».

– А в семье были скульпторы, художники, или вы первый?
– Мой отец неплохо рисовал, дядя учился в Абрамцевском художественном училище, расписывал фарфор. Мои корни вообще из Москвы. Но отец был военным летчиком. После войны поступил в Челябинское летное училище штурманов. Ездил по всей стране, а потом осел в Челябинске. Мама сейчас на пенсии, в этом году ей восемьдесят два года исполняется. В молодости она была очень красивой, отец даже дрался из-за нее. Веселой была, танцевала, пела в самодеятельности. До моих семнадцати лет мы жили в коммуналке, тесно, но очень весело. И готовила мама здорово. Такие беляши накрутит: корочка тоненькая, хрустит, а мясо внутри сочное.

– Я понимаю, что вы трудоголик и двадцать четыре часа в сутки работаете. У плиты или мангала вас не увидишь.
– Почему же. Я люблю готовить, и брат Борис тоже. Это еще с детства. Отец постоянно в командировках, мать поздно с работы приходила. Так что хозяйничали сами. У нас была кулинарная книга, толстая, сталинской поры, и брат, он старше меня на пять лет, такое творил – и мясо, и торты. Сейчас, правда, я уже два года мясо не ем, знахарка мне из Алма-Аты отсоветовала. А так креветки, рыбу, овощи – за милую душу. И знаете, стал себя намного лучше чувствовать. С мясом в чем проблема? Мы же не знаем, чем этих коров и свиней кормили, чтобы они быстрее вес набирали. Да и с рыбой, если ее выращивают, тоже не все понятно. Посмотрите вокруг, народ разносит, как на дрожжах, а отчего – непонятно.

– Ладно, не будем о грустном. Скажите лучше, как относитесь к шашлыкам?
– Хорошо отношусь, у нас их дома всегда очень вкусно делали. Я купил сейчас участок земли под Челябинском, строю большую мастерскую. Так вот там мы все на живом огне готовим, на очаге посреди двора. Мне казан на пятидесятилетие подарили, настоящий, чугунный, с липовой крышкой. Шикарный плов в нем получается. Мы теперь от шашлыков отказались, чаще делаем барбекю на решетке – из рыбы, мяса. Тут главное – плотно куски на решетку положить, чтобы зазора не было. Тогда они не подгорают, не высыхают и очень вкусными, сочными получаются.

– Рыбу какую берете?
– Семгу обычно, стейки. Я рыбу не мариную, так, чуть специями посыплю, соль, перец – и на угли.

– А запиваете чем?
– Вином, все как положено: рыбу – белым, мясо – красным. А еще я люблю горячее вино делать – глинтвейн. Очень здорово, особенно когда с холода пришел или устал очень.

– У вас такие разные работы, просто удивительно. Фигурки и людей, и животных. Все так легко, воздушно, даже весело. Вот только одна обезьяна у вас грустная получилась.
– Меня однажды в зоопарке поразил старый лысый шимпанзе. Он сидел, смотрел на людей из клетки и будто думал: «Зачем мои предки стали людьми? Чтобы испоганить всю планету?» Народ вокруг верещит что-то. А он такой грустный сидит в углу и молчит.
Знаете, я всегда делал животных. В художественном училище побеждал во всех конкурсах, когда надо было вылепить какое-то животное. Премия была тридцать рублей, так вот они всегда мне доставались. Ректор как-то разворчался: «Почему все время Митрошин побеждает? Давайте кому-нибудь другому дадим премию». А ему говорят: «Что же делать, если его животные лучшие!»

– А как идеи рождаются – в муках или легко, сами приходят?
– Мало кто знает, что в 57-м под Челябинском был атомный взрыв, покруче, чем в Чернобыле. Хранилище ядерных отходов взорвалось. Но это замолчали. Мне тогда два года было. Меня часто спрашивают: откуда у вас такой фонтан идей? Так ведь радиация же! На одних она отрицательно действует, на других – положительно. Вот я – из вторых. (Смеется.)
Мне повезло, у меня были прекрасные педагоги – Николай Арестов, Бронислав Маганов. Маганов был маленького роста, а делал большущие скульптуры. И меня часто спрашивал: «Как у тебя такие миниатюрные фигурки получаются?» И фигурки эти у меня на все выставки проходили единогласно. Про меня даже говорили, что я буржуазный художник, леплю обнаженные фигуры, животных, никакой идеологии. А потом меня в 89-м году один меценат пригласил в Финляндию на три месяца работать. Впервые художника из Челябинска позвали тогда за границу! Так про меня те же люди стали говорить: «У, сволочь, просчитал, что делать надо». (Смеется.)

– И кто был этот меценат? Он только русским помогал?
– Нет, он приглашал к себе художников со всего мира, оплачивал им дорогу, материалы, мастерскую предоставлял, выставки потом устраивал. Звали его Эро Рантонин. Пожилой уже человек, в войну воевал. У него был бизнес во Франции, два ресторана и два театра в Париже. А потом у него обнаружили рак горла. Он сам рассказывал: «Я раньше богатый был и жадный. А тут лежу на операционном столе и думаю: «Вот сейчас сдохну, кому мои деньги достанутся, родственников-то нет». И молюсь: «Господи, если ты меня оставишь живым, я создам галерею и завещаю ее Финляндии». И выжил...

– Как с иностранцами общаетесь? Языки какие-то знаете?
– Нет, не знаю. Но общаться умею, может, потому, что не чувствую себя зависимым. Мне говорят иногда: как это так, известный художник и не знает иностранных языков. Я тогда спрашиваю: «Карта мира есть?» Они приносят. Я закрываю пальцем их страну и говорю: «Вот ваша страна, а вот моя. Если к следующему разу не будете знать русского...» Утром уже шуршат разговорниками: «Здравствуйте! Как поживаете?»
Или вот меня попросили украсить презентацию открытия московской гостиницы «Метрополь» после капитального ремонта. И вот приезжает туда из Австрии директор отеля «Континенталь» Том Крузвик. Он был куратором восемнадцати отелей по всему миру, в том числе и «Метрополя». Очень ему одна моя работа понравилась, захотел купить. Я назвал цену, приличную. Дорого, говорит. Я в ответ: вон матрешки, недорого и красиво. На меня зашикали: ты что, это такой человек!
Проходит полгода, звонят: «Том не может забыть вашу работу. Он приглашает вас в Вену: прием по высшему классу, выставка в лучшем зале, презентация, гости. А вы за это не могли бы подарить ему ту фигуру?»
Я подумал и согласился. Это было в 92-м году. Вице-канцлер Австрии открывал ту выставку. Вдруг заходит Анатолий Собчак со свитой и говорит: «Скульпторы за границей не то, что у нас!» А ему: «Так это ж ваш, русский!» Так мы с Анатолием Александровичем познакомились. Оказался очень интересный человек, тоже Лев по Зодиаку. Он пригласил меня в 93-м году в Питер, я там делал большую выставку. Звал на месяц, а народу столько приходило, что выставка проработала три месяца. Еще я ему благодарен, что познакомил меня с академиком Дмитрием Лихачевым. Помню, Дмитрий Сергеевич рассказывал, как встречался с папой римским и тот его в первую очередь спросил: «А как у вас в России с культурой? Если все хорошо, то мы будем вам помогать, если нет – то извините».
Я тоже так думаю, что культура, искусство – это очень важно для страны. Если с культурой все хорошо, значит, в стране и с демократией все будет нормально.

– Скажите, Виктор, а как возникает образ для новой работы? Что сначала – идея, рисунок, пластика?
– Не знаю. По башке ударит что-то, и вижу. Или мне какие-то задачи ставят, и я их решаю. Иногда само появляется. В этом и прелесть, что самому непонятно. А если я сам удивился тому, что сотворил, значит, работа удалась. Это для меня главный критерий.

Каждый находит в скульптурах Виктора Митрошина свое, то, что задевает его за живое. Владимира Путина покорила фигура дзюдоиста. Благодаря скульптурному портрету, сделанному Виктором, Майя Плисецкая по-новому взглянула на саму себя. Одного поразит стремительно взмывающий в космос танцор Рудольф Нуриев. Кто-то задумается над стремительным «Бегом времени». Я же посочувствовала шимпанзе. Но, по-моему, старая обезьяна не права, и появление людей на планете оправдано хотя бы тем, что рука человека создает такие прекрасные вещи, согревающие душу.